– Тебе нужно учиться на художника! – сказал я ему. – Нарисовано мастерски.
– Мне хочется рисовать только ее, и я не умею, и не хочу возиться с красками, – ответил он. – Скорее всего, поступлю в Минскую высшую школу милиции и буду работать в уголовном розыске, как отец.
С его отцом я встречался довольно часто, но о делах мы не говорили.
Ноябрь начался со снега. Пару раз он выпадал и таял. Было холодно, ветрено и сыро. Десятое ноября выпало на среду. Начало праздничного концерта, посвященного дню советской милиции, было назначено на шесть вечера. Обычно большинство передач по телевидению шли в записи, и этот концерт не стал исключением. Телевизионщики присутствовали, но только снимали все подряд. Что оставить для показа, а что вырезать, решали уже потом и не они. Хорошо, что мы начали готовиться к выступлению за три дня.
– Я не могу надеть туфли! – со слезами на глазах сказала пришедшая ко мне Люся. – Еще в июле были нормальными...
– Не реви! – сказал я ей. – Денег навалом, друзья тоже есть, так что мы этот вопрос решим.
Я тут же позвонил Сергею, узнал, что его отец дома и спустился к ним в квартиру.
– Петр Сергеевич! – поздоровавшись, обратился я к нему. – У меня проблема, а кое-кто обещал помощь. Свяжитесь, пожалуйста, с Васильевым. Через три дня нам выступать на вашем концерте, а Люся выросла из туфель. Да и не очень они праздничные. Денег у меня достаточно, проблема зимой быстро купить что-то хорошее из летней обуви, тем более что я в ней не разбираюсь. И я бы хотел, чтобы туфли были на каблуках сантиметра три-четыре. Поможете?
– Это я тебе и сам помогу, без Васильева, – пообещал он, – тем более за твои деньги. Сегодня выходной, а завтра я вас свожу куда надо, сами выберете.
Обещание он выполнил, и туфли мы купили, причем импортные.
– Я на таких каблуках никогда не ходила, – сказала мне Люся, когда ехали обратно. – В них, наверное, все пять сантиметров. У мамы и то меньше.
– Ерунда, – подбодрил я подругу. – Пару вечеров потренируешься и выйдешь павой. Они тебе и роста добавят, и стройности. Знала бы ты, на каких каблучищах ходили в мое время. До сих пор не понимаю, как можно долго ходить буквально на цыпочках. Очень красиво, но при постоянном использовании гробит здоровье, поэтому умные надевали только в таких случаях, как наш.
На концерт нас отвезли в машине. В нем было два отделения. Мы со своей песней должны были выступать во втором чуть ли ни самыми последними. Весь зал был забит битком, поэтому концерт мы смотреть не могли, мы его только слушали, сидя в одном из нескольких подсобных помещений за сценой. Нам выделили пару стульев, которые мы поставили так, чтобы не мешать другим артистам. Слышно было плохо, потому что людей в комнату набилось много, и почти все болтали. Слава богу, что они здесь не курили, а то мы бы сбежали. Время тянулось медленно, артисты уходили и уже назад не возвращались. Никого из знаменитостей мы не видели, наверное, просто не повезло, и они ожидали выступления в других комнатах. Наконец пришли за нами.
– Быстро, ребята, – забежал в уже пустую комнату кто-то из ведущих. – Сейчас закончится танец, и будет ваш номер.
Мы зашли за кулисы и пару минут слушали музыку и топот каблуков по сцене. Танцевали что-то из украинских народных танцев.
– А ну перестань дрожать! – сказал я Люсе. – Надо будет с тобой заняться медитацией. Чего ты боишься? Мы все песни уже до того отработали, что не напортачим при всем желании.
– Да все я понимаю! – ответила она. – Каждый раз волнуюсь, пока не начинаю играть. А начну, и все проходит.
Танец закончился, и объявили нашу песню. Я взял Люсю за руку, и мы вышли на сцену. После положенного поклона она уселась за рояль, а я взял из рук ведущего гитару. Исполнили мы свой номер отлично, что и неудивительно, если учесть, сколько раз мы его исполняли дома. В зале, наверное, три четверти всех собравшихся были работниками милиции, поэтому за песню о своей службе они нас отблагодарили овациями. Видя, что аплодирующие не унимаются, я кивнул Люсе, и она опять села за рояль. Ведущий не вмешивался. Наверное, он думал, что мы повторим свой номер.
– Мы рады сегодня присутствовать на вашем празднике и выразить любовь и уважение, которые испытываем к людям в милицейских погонах, – сказал я залу. – Недавно я написал две новые песни, которые мы еще нигде никому не пели. Нам хочется подарить их вам. Беда в том, что песни не для нашего возраста. Но, я надеюсь, вы нам это простите. Наверное, после нас их будут петь взрослые исполнители, но здесь и сейчас мы их споем для вас. Первую будет петь Людмила, и называется она «Ты говоришь мне о любви».
Она замечательно спела и сыграла, а я стоял и слушал вместе с залом. Аплодировали моей подруге, не жалея ладоней. Видя, что это будет продолжаться долго, я с гитарой подошел к микрофону и постучал по нему пальцем. Шум стих.
– А теперь я вам спою под гитару песню «Все для тебя», – объявил я, и зал исчез. – В моей судьбе есть только ты, одна любовь и боль моя...
Мне аплодировали не меньше Люси, мы так и ушли со сцены, не дождавшись конца оваций.
– Здорово вы выступили, – сказал отвозивший нас сотрудник. – Дома за такие песни не ругают?
– Дома еще не знают, – ответил я. – Но домашних мы как-нибудь переживем, а вот после того как концерт покажут в записи, придется еще пережить разговор с нашим директором, а она женщина строгих правил. Одна надежда, что эти номера из записи вырежут.
– Это вряд ли, – сказал он, – так что готовься к разговору с директором. Никто не станет вырезать одни из лучших номеров. Ты прав, песни не для вашего возраста, но они замечательные.
Он довез нас до подъезда и уехал.
– Пошли скорее домой, холодно! – сказала Люся.
– Давай руку, торопыга, – сказал я. – Загремишь сейчас в этих туфлях. Не догадались, надо было обуть сапожки, а туфли взять в сумке. Ты пока своим ничего не говори. Спели, похлопали и все. Иван Алексеевич еще воспримет спокойно, а от мамы наслушаешься.
– Маму я не боюсь, – ответила подруга. – А вот в школе будет разговоров... Ладно, целуй, и я побежала.
Концерт показали на следующий вечер.
– Вы со своей любовью совсем сбрендили! – высказалась сестра. – А Люська с ума сошла: вышла на сцену на каблуках! Твоя работа?
– А что тебе не понравилось? – спросил я. – Сразу прибавила пару лет, да и красивей.
– Не знаешь нашего директора? – ответила она. – Анна Гавриловна вам все припомнит, и эти песни, и каблуки.
– Песни замечательные, – сказала мама. – Но как вы на такое решились?
– Концерт показывали в записи, – сказал отец. – Раз сочли возможным показать, значит, ничего порочащего в этом не нашли, иначе бы просто вырезали эти номера. Но лучше на будущее все-таки пока петь что-то вроде «Качелей».
На этом обсуждение нашего выступления закончилось. На следующее утро, когда я с портфелем сбежал на второй этаж, меня уже ждали друзья, к которым присоединилась Ольга.
– А это чудо почему с нами? – спросил я. – Ты же все время ходишь в школу со своей Ниной.
– Ее подружка приболела, – пояснила Люся. – Ну как твои отреагировали на показ?
– Пошли, а то уже много времени, – сказал я, беря у Ольги портфель. – По пути поговорим. Разговоров было мало, только Таня прошлась по твоим каблукам.
– Мама тоже прошлась, даже мерила мои каблуки со своими. Мои оказались длиннее. Я ее успокоила тем, что ты мне их купил только для выступлений.
– Ты покупаешь ей обувь? – удивился Сергей.
– Они все равно скоро поженятся, – вмешалась Ольга. – А так больше денег останется для меня.
– Быстрее перебирай ногами, болтушка, – сказал я. – Уже и портфель взял, а идешь еле-еле. Скоро звонок, а мы еще не прошли сквер. Не хватало ко всему остальному заработать еще опоздание. Поднажали все.
Мы толпой ввалились в вестибюль, быстро переобулись и повесили в гардеробе верхнюю одежду.
– Чеши, – сказал я Ольге, вручая портфель. – Сейчас прозвенит звонок.