– Всю воду выдула? – спросила Люся. – Тогда понятно, отчего ты еле ползешь. Говорили же только по глотку!

Под новую песню «Эти глаза напротив» в исполнении Ободзинского мы вышли на перевал, где уже отдыхали все остальные. Наталья со стоном сбросила рюкзак и растянулась в траве.

– Выключи радио, – попросил я Люсю, – и посмотри, как красиво!

– Да, красиво, – сказала она, осматривая горную панораму. – Видно далеко, и все кажется таким близким. Нам еще долго идти?

– Уже надоело? – спросил наш инструктор, которого все, несмотря на сорокалетний возраст, почему-то называли по отчеству. – Завтра пройдем последний перевал...

– И вы меня там закопаете! – под общий смех сказала Белохвостикова. – Кинематограф понесет невосполнимую утрату.

– Если вниз, то я тебя снесу на руках, – пообещал Владимир – второй человек Комитета, который шел с нами в поход.

Он был нашего возраста и уже на следующий день стал у нас своим. Здоровый, как лось, и веселый парень понравился всем. Этот, пожалуй, и в самом деле, в случае необходимости, мог бы кого-нибудь из девчонок нести на руках или на закорках.

– Отдыхаем сорок минут, – сказал Семеныч, – потом спускаемся к воде и ставим лагерь. Сегодня в нем переночуем, а завтра пройдем последний перевал. Успеем выйти к дороге – хорошо, нет – заночуем еще раз. До озера доедем автобусом, им же доберемся до побережья. Крепитесь: скоро ваши страдания закончатся.

– Гена, ты хоть бы анекдот рассказал, – попросил Олег Свечин – единственный парень который был не из нашей группы, а учился в студии Таланкина. – А то девчонки приуныли.

– Запросто, – отозвался я. – Слушайте разговор двоих. «Где провел отпуск?» «Первую половину - в горах...» «А вторую?» «В гипсе».

– Мог бы рассказать и что-нибудь повеселее, – мрачно сказала Ирина Шевчук.

По-моему, в поход она пошла не из-за гор, а из-за Талгата. Что-то у них не сложилось, вот она и переживала.

– Можно и повеселее, – согласился я. – Язык – это единственная часть тела, которая у меня не устала.  Экскурсовод в автобусе: «А сейчас мы проезжаем мимо самого известного в Лас-Вегасе борделя». Советский турист вскакивает с места: «А почему мимо???»

– И почему у тебя все анекдоты такие короткие? – спросил Талгат.

– В основном из-за девушек, – пояснил я. – Как всем известно, у них короткая память. Если я начну рассказывать что-нибудь длинное...

– У вас был включен приемник. Новости слушал? Второй модуль не запустили?

– Что вы как малые дети с этой станцией, – сказал я, откупоривая флягу и делая пару глотков. – Там этих модулей десятка два будет, а строительство запланировано на три года. Вот и посчитай интервал между запусками.

– Жаль, что не запустили! – с сожалением сказал Талгат. – Дай хлебнуть воды, моя закончилась.

– И мне оставьте, – приподнялась Белохвостикова.

– Запустили строительство социализма в Ливии, – сообщил я, отдавая им свою флягу. – Утешает то, что ливийцев всего несколько миллионов, а территории до фига.

Мы еще немного поболтали, потом нас поднял Семеныч и погнал вниз. Когда под ногами утоптанная тропинка спускаться гораздо веселее, чем идти вверх по склону, поэтому мы за пару часов добрались до подножья горы и остановились у небольшой, но быстрой речки. Парни быстро поставили палатки и собрали сушняк. Через час девушки разливали всем в алюминиевые миски одуряюще пахнущий суп из говяжьей тушенки.

– Чтобы ценить блага цивилизации, надо на время их лишиться! – сказала Бондарчук, поставившая горячую миску в траву рядом с собой.

– Ты сейчас и супа лишишься, – сказал я ей. – Убери его из травы. Там уйма насекомых, которые нападают в миску и добавят навара. Будешь ли только потом есть?

– Я сейчас все съем! – сказала она, но взяла платок и переставила миску.

В поход ушли два инструктора и десять бывших студентов. С собой взяли четыре палатки: две двухместные и две на четыре персоны. У нашей семьи была двухместная, и ставил я ее чуть дальше от остальных. Первые пару дней мы себя ни в чем не ограничивали, потом из-за усталости все лишнее отложили до моря.

– Ноги болят, – пожаловалась жена, когда мы застегнули полог и забрались в спальники.

– Давай сделаю массаж, – предложил я.

– Знаю я, чем закончится твой массаж, – отказалась она. – Устала так, что ничего не хочется.

– Тогда терпи. Когда я ходил в такие походы, ноги тоже болели, зато потом мышцы становились как камень, не продавить. Будешь прыгать, как горная серна. Это такая коза.

На козу она не отреагировала: уже спала.

Хоть мы немного подъели продукты и облегчили рюкзаки, последний переход стал самым тяжелым. Этот перевал был выше остальных, на нем даже были снежники. И к дороге мы в тот день из-за девушек так и не вышли. А вот на следующий день еще до обеда мы ввалились в шашлычную «Озеро Рица». К шашлыкам многие взяли вино.

– Зря вы берете эту кислятину, – сказал я Еременко, который на пару с Нигматулиным взял бутылку Цинандали. – Лучше вообще не пить, а если приспичило, берите что-нибудь вроде Псоу. И на вкус приятней, и крепость меньше.

– Нет у них здесь больше ничего, – ответил Николай. – Слушай, Талгат, оказывается, наш трезвенник разбирается в винах.

– Это называется шашлык? – спросила Люся, оторвавшись от своего мяса. – Его же невозможно разжевать.

– Это халтура, – пояснил я. – Готовят для проезжающих лохов. Ты его не разжуешь и оставишь на столе. А его согреют еще раз и продадут другому...

– Ну тебя! – сказала она, откладывая шампур с жестким пригоревшим мясом. – Я сейчас захлебнусь слюной, а у них здесь ничего съедобного нет.

– Держи, – я ей протянул взятую про запас шоколадку. – Берег для себя, но не лишаться же жены из-за всяких халтурщиков.

Долго мы в этой забегаловке не сидели и скоро, побросав недоеденные шашлыки, нагрузились вещами и пошли на остановку автобуса. До Нового Афона ехали около трех часов, а потом выбрали место на побережье и поставили палатки. В городе запаслись огромными круглыми буханками хлеба, которые голодные девчонки начали уничтожать сразу же после покупки.

– Маленькая, а половину буханки умяла! – сказал Талгат, отбирая у Белохвостиковой хлеб. – Приготовишь суп, тогда получишь.

Супа мы в тот день не дождались. Сказались усталость и близость плещущегося в десяти шагах моря. Открыли тушенку и поели ее с остатками хлеба, после чего спешно поставили палатки, в которые сложили вещи, разделись и бросились к воде. Для двадцатого июня вода была теплой.

К вечеру, накупавшись, все-таки разожгли костер и заварили чай. Вскоре подошли пограничники, и Семеныч отошел в сторону со старшим наряда. Больше нас за все время отдыха не беспокоили. Каждый день вода становилась чуть теплее, дождей и штормов не было, поэтому мы загорели и накупались на полжизни вперед.

– Ты все-таки поедешь в Ташкент? – спросил я Нигматулина.

– Я уже договорился на «Узбекфильме», – сказал он. – Но и с вами, ребята, сыграть не откажусь, если пригласите.

Был последний вечер перед отъездом, и наша компания валялась на берегу у самой воды и обсуждала планы на будущее.

– Вы будете играть на «Мосфильме»? – спросила нас Бондарчук.

– Не знаю, Наташенька, – ответил я. – Может быть, и на Горького. Есть у меня идея снять один фильм. Кое-что из истории борьбы с монголами. Точнее, фильм будет не совсем по реальной истории. Что-то вроде исторического боевика с нами в главных ролях. Масштабные съемки вроде тех, которые проводил твой отец в «Войне и мире», города придется строить, а потом разрушать. Простыми декорациями не обойдемся. Деньги-то я, наверное, протолкну, вот захотят ли браться? Работа-то года на два-три, не меньше.

– Вечно у тебя масштабные сюжеты, – сказал Николай. – Лиознова когда закончит?

– Месяца через два должны закончить съемки, – ответил я. – Потом монтаж и все прочее. Фильм покажут только через полгода. Жаль, его выход на экраны мне бы сейчас помог.

– Тебе Брежнев поможет лучше Лиозновой с ее фильмом, – сказала Бондарчук. – Если действительно будешь снимать, и будет подходящая роль, приглашай. Все брошу и приду к тебе сниматься.